Никон (Минов Никита) (1605 - 1681), русский патриарх с 1652. Провел церковные реформы, вызвавшие раскол. Вмешательство Никона во внутреннюю и внешнюю политику государства под тезисом «священство выше царства» вызвало разрыв патриарха с царем. В 1658 оставил патриаршество. Собор 1666-67 снял с него сан патриарха. Сослан на Север.

   Никон - патриарх Московский (в миру Никита Минич). Родился в 1605 г., в семье крестьянина села Вальдеманова (Княгинского уезда, Нижегородской губернии). В детстве много вытерпел от ненавидевшей его мачехи и рано приучился полагаться только на самого себя. Случайно попадавшие в его руки книги пробудили в нем жажду знания, и он юношей ушел в Макарьев Желтоводский монастырь. Через несколько лет он стал священником в соседнем с его родиной селе, а оттуда перешел, по просьбе пленившихся его служением московских купцов, в Москву. Потрясенный смертью всех своих детей, он убеждает жену уйти в монастырь, а сам на Белом озере, в Анзерском скиту, принимает монашество под именем Никона. В 1642 г. Никон переходит в Кожеозерскую пустынь и вскоре становится ее игуменом. С 1646 г. он делается известным Алексею Михайловичу , по желанию которого вскоре назначается архимандритом московского Новоспасского монастыря. В 1648 г. уже митрополит Новгородский. В Новгороде Никон приобретает широкую популярность своими проповедями, заботами о церковном благочинии и благотворительностью. Во время бунта 1650 г. он с риском для собственной жизни пытается преданием проклятью и личными увещаниями восстановить порядок. С этого времени царь в письмах своих к Никону уже начинает называть его "возлюбленником своим и содружебником". В 1652 г. Никон перевозит в Москву из Соловецкого монастыря мощи святого митрополита Филиппа , замученного Грозным . Во время этой поездки умирает в Москве патриарх Иосиф , и Никон избирается его преемником. Царя и патриарха связывала настоящая дружба. Еще новоспасским архимандритом Никон каждую пятницу ездил к царю во дворец, и они подолгу засиживались за откровенной беседой; царь и сам нередко навещал архимандрита. Когда Никон стал патриархом, царь иногда целые дни проводил с ним в его загородных монастырях. Впечатлительные и порывистые, с преобладающими практическими наклонностями, и с очень развитыми эстетическими вкусами, они тем больше могли давать друг другу, что за одним чувствовалось преимущество житейского опыта и решительного характера, за другим - душевной мягкости и чуткости. Выдвинутый царем, Никон и в глазах общества являлся желательным кандидатом на патриарший престол, ввиду важных задач, стоявших тогда перед церковной властью. Большую тревогу среди преданных церкви людей вызывали тогда общая распущенность нравов, отражавшаяся и на духовенстве, и разнообразные погрешности в богослужебном чине. Еще при патриархе Иосифе, в видах упорядочения церковной жизни, образовался в Москве кружок ревнителей, с царским духовником Ст. Вонифатьевым во главе, получивший большое влияние на церковные дела. Воззрения ревнителей разделял и Никон, сблизившийся лично с некоторыми из них; в духе их воззрений он действовал на Новгородской кафедре, и его кандидатура в патриархи встретила с их стороны энергичную поддержку. Сам царь, примыкая к ревнителям в общей постановке задачи, на способ ее осуществления имел, однако, особый взгляд, так как склонен был придавать церковной реформе политическое значение. Воскрешая забытую идею о Москве, как центре вселенского православия, - идею, предполагавшую подчинение московскому государю всего православного Востока, и вместе с тем имея в виду прочнее закрепить за Москвой присоединявшуюся к ней Малороссию, Алексей Михайлович считал необходимым тесное единение русской церкви с греческой и малороссийской, а оно, по его мнению, могло быть достигнуто путем согласования русской церковной практики с греческими образцами. Это задание, несомненно, было поставлено будущему патриарху и принято им, причем Никону пришлось изменить свой первоначальный отрицательный взгляд на православие греков. Со своей стороны, и Никон приносил на патриарший престол собственную программу, далеко выходившую из рамок обрядовых вопросов. По установившемуся в Москве ранее порядку, церковное управление находилось под постоянным и непосредственным надзором государственной власти: царь назначал и смещал патриархов, созывал духовные соборы, направлял их деятельность, даже изменял их решения, а иногда и сам издавал церковные законы. Никон считал такой порядок ненормальным и находил необходимым освободить церковь от господства над ней светской власти, даже вовсе устранить ее вмешательство в церковные дела. В то же время он представлял себе организацию церковной власти по аналогии с государственной и вместо царя хотел видеть во главе церкви патриарха, облеченного такими же неограниченными полномочиями. Может быть, предвидя свое избрание и возможность борьбы в дальнейшем, он и торжественное перенесение мощей святого Филиппа устроил для того, чтобы примером из жизни Грозного предостеречь своего царственного друга от нового конфликта между царской и духовной властью. Упорными отказами от звания патриарха Никон заставил царя на коленях умолять его принять патриарший сан и дал согласие лишь после того, как все присутствовавшие в церкви, в том числе царь и бояре, поклялись, что будут во всем беспрекословно слушать его как "архипастыря и отца верховнейшего". Первым важным распоряжением Никона и вместе с тем началом реформы было предписание (в 1653 г.) "творить в церкви" вместо "метаний на колену" поклоны "в пояс" и креститься "тремя персты". Это распоряжение, ничем не мотивированное и шедшее в разрез с постановлением Стоглавого собора, вызвало резкий протест среди наиболее энергичных представителей тогдашнего духовенства (Неронов , Аввакум , Логгин и др.), принадлежавших к числу "ревнителей", но не допускавших насильственной ломки старинного православного обряда. Расправившись своей властью с своими прежними друзьями - одних отправив под начало, других подвергнув расстрижению, - Никон дальнейшие свои мероприятия решил проводить уже не единолично, а через духовный собор. Созванный им в 1654 г. собор объявил, согласно указаниям патриарха, целый ряд русских церковных чинов "нововводными", а русские служебники, их содержавшие, испорченными и подлежащими исправлению "против старых харатейных (т. е. русских же) и греческих книг". Этим своим постановлением собор в принципе признал возможным заблуждение для самой русской церкви в ее богослужебной практике и непогрешимым образцом для нее провозгласил практику церкви греческой, с той лишь оговоркой, что этот образец дан не в новых, а в старых греческих книгах. Принятые собором положения задевали национальное чувство русского человека, привыкшего видеть в своей церкви единственную опору правой веры и благочестия; но для Никона они являлись исходными пунктами всей реформы, и потому он настаивал на их признании, подвергнув суровому наказанию выступившего на соборе с возражениями коломенского епископа Павла . Образ действий Никона усилил сопротивление его противников. Соглашение между ними стало тем менее возможным, что обе стороны выходили, по существу, из одинаковых принципиальных взглядов: по недостатку богословского образования обе придавали обрядам существенную важность в деле веры, не различая их от догматов, и потому не могли сойтись на компромиссе.
Желая опереться в завязавшейся борьбе на высший авторитет, Никон, согласно с соборным постановлением, предложил на решение константинопольского патриарха Паисия спорные вопросы церковной практики (27), касавшиеся, главным образом, обрядовых особенностей русской церкви. Паисий в ответной грамоте, разъясняя действительное значение обряда, давал понять законность обрядовых различий между поместными церквами, но Никон не оценил этой мысли греческого патриарха и истолковал его ответ как полное одобрение своим начинаниям. Намеченная программа стала им осуществляться еще до получения грамоты Паисия. В 1655 г. переведен был, при содействии приезжавшего тогда в Москву антиохийского патриарха Макария , греческий служебник, содержавший значительные отклонения в чинах от старых русских, и представлен созванному в том же году собору, членами которого и был формально одобрен, одними - из подобострастия, другими - из страха перед патриархом. Вслед за тем исправлены были и другие церковные книги, причем в отступление от соборного постановления 1654 г. за основу принимался справщиками текст новых греческих книг, изданных в Венеции, и только проверялся, где было можно, по старым спискам. Сам Никон, не зная греческого языка, не мог руководить книжным исправлением; по мнению (довольно спорному) Н.Ф. Каптерева , он думал, что оно производится по старым греческим книгам. Зато он лично изучал, на примере бывших в Москве греческих иерархов, греческие церковные чины и обряды и, соответственно своим наблюдениям, исправлял русскую церковную практику. По мере того как расширялся круг нововведений, росло и противодействие реформе. Избрав с самого начала средством реформы власть патриарха, Никон вынужден был идти по этому пути все дальше и дальше. Захваченный своим темпераментом борца, он все охотнее применяет крутые меры, нередко теряя самообладание: чтобы больнее, например, поразить своих противников, он предает торжественному проклятию особенно ревниво отстаивавшееся ими двоеперстие; усиливает репрессии по отношению к отдельным лицам; на возражения, даже на ссылки из жизни святых, отвечает иногда грубыми несдержанными выходками, отозвавшись, например, однажды о святой Евфросинье Псковской : "вор де б... с... Евфросин!" Самый процесс борьбы начинает заслонять перед ним ту задачу, из которой борьба возникла. Положение становится трагическим, когда Никон теряет уверенность в правильности начатого дела. Ход реформы и вызванные ею споры заставляют Никона глубже вдуматься в обрядовую сторону веры и постепенно изменяют его взгляды на этот предмет; в 1658 г. он уже открыто признает равноправность старых и новых, русских и греческих книг и обрядов, заявив, например, Неронову о служебниках: "обои-де добры (старые и новые), все-де равно, по каким хочешь, по тем и служишь"; он даже начинает допускать двоеперстие наряду с троеперстием. Но с этим вместе исчезал предмет, за который поднята была борьба, и перед Никоном оставался только голый факт вызванных реформой раздражения и ненависти. В одном лишь отношении реформа могла дать ему удовлетворение: если не по замыслу, то в исполнении, она была делом церковной власти, и светская власть являлась только пособницей патриарха. Но как раз в критическое для Никона время перелома ему наносится удар и с этой, принципиально наиболее важной для него, стороны. Никон хорошо понимал, что его власть в церкви держалась на дружбе к нему царя. По отношению к его главной задаче это значило, что он должен был создать для церкви независимое от царской власти положение, пользуясь в то же время поддержкой этой самой власти. Не видно, чтобы Никон искал опоры в обществе или, по крайней мере, в церковной иерархии; против такого предположения говорило бы уже давление, которому подвергались с его стороны созывавшиеся им духовные соборы. Скорее можно думать, что Никон рассчитывал обеспечить независимость церкви путем укрепления своей личной независимости. Такой смысл могла иметь обнаруженная им хозяйственная предприимчивость: Никон сильно расширил патриаршую область припиской к ней земель, принадлежавших другим кафедрам (14 монастырей и около 500 приходов), и, сверх того, из купленных им и пожалованных царем земель составил значительные личные владения, в пределах которых завел обширное хозяйство и устроил 3 монастыря (Воскресенский, Иверский и Крестовый), обстроенные подобно крепостям. Это был своего рода удел, где патриарх являлся полным государем. На время Никон достиг своей цели: он пользовался в церкви неограниченными полномочиями. Царь предоставил на полное его усмотрение назначение епископов и архимандритов; воля патриарха была фактически последней инстанцией во всех церковных делах. Царь не решался даже ходатайствовать перед ним об отмене того или другого решения: "я боюсь патриарха Никона - говорил он; может случиться, что он отдаст мне свой посох и скажет: возьми его и правь сам монахами и священниками; я не мешаю тебе в управлении воеводами и воинами, зачем же ты идешь мне наперекор в управлении монахами и попами?" Вся патриаршая область была изъята и в гражданских делах из ведения Монастырского приказа. "Государевы царевы власти уже не слышать" - характеризовал создавшееся в церкви положение один из противников Никона (Неронов). Власть патриарха казалась еще более прочной и обширной вследствие огромного значения, каким он пользуется в государственных делах. Во время польско-литовских походов (1654 - 1656) Алексея Михайловича Никон оставался заместителем царя в Москве. К нему на утверждение поступали важнейшие государственные дела, причем в формуле приговоров имя Никона ставилось на месте царского: "святейший патриарх указал и бояре приговорили". От государева и своего имени он объявляет распоряжения приказам и рассылает грамоты к воеводам по делам гражданского и даже военного управления. Бояре ежедневно обязаны были являться к патриарху на совет; по словам Павла Алеппского , "опоздавшие на прием бояре должны были ждать в сенях, иногда на сильном холоде, пока патриарх не давал им особого приказа войти"; при входе в палату, они должны были кланяться ему в землю, сначала все вместе, и потом еще раз - каждый в отдельности, подходя к благословению. С согласия царя, Никон и в официальных документах начинает в это время называться великим государем. Он сохраняет свое влияние на государственные дела и во время бытности царя в Москве. При ближайшем его участии, например, и, вероятно, даже по его мысли, проведена была кабацкая реформа в 1652 г., предпринятая в целях морального оздоровления народа и бывшая целым переворотом в финансовой политике Московского Государства. Современники приписывали также влиянию Никона объявление войны Швеции. Словом, как выразился близкий к царю духовник его Вонифатьев, "царь государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу". Блестящее положение Никона оставалось, однако, простой случайностью и не могло быть прочным, потому что создавало порядок, противоречивший свойствам московского самодержавия. Никон представлял себе отношение царской и патриаршей власти в общем строе государственной жизни как соправительство двух равноправных сил: царь и патриарх, говорилось в предисловии к служебнику 1655 г. - "два великие дара", "премудрая двоица", которую "Бог избра в начальство и снабдение людем своим"; у обоих - одно "желание сердец их", внушаемое Богом, но у каждого - своя преимущественная сфера деятельности, куда не должен непосредственно вмешиваться другой. Молодой царь из дружбы к Никону принял подобное разграничение, но не остался при нем навсегда. Сам Никон, несомненно, дал толчок развитию политического мировоззрения Алексея Михайловича, раскрывая перед ним в беседах идею самодержавия в его теоретическом обосновании и в практическом применении, хотя бы только в сфере государственного управления. Со временем царь должен был уяснить себе в принципиальной постановке, а не в свете личных отношений к Никону, вопрос о взаимоотношении царства и священства. И в этом случае против Никона оказались и русская история, передавшая царю господство над церковью, и воззрения окружавшей Алексея Михайловича среды. Ненавидевшие Никона бояре старались повлиять на царя путем "шептания" и клеветы; в том же направлении действовало, своими жалобами на грубость и жестокость патриарха, духовенство. Все это подготовило существенную перемену во взглядах Алексея Михайловича, и не случайно из всех московских царей он является самым ярким и самым вдумчивым идеологом самодержавия, для которого царь земной есть подлинное отображение царя небесного. Когда эта перемена обозначилась, бояре искусно создали обстановку для разрыва. В июле 1658 г. царем давался в честь приехавшего в Москву грузинского царевича Теймураза обед. Никон, вопреки обычаю, не был приглашен, а посланного им ко дворцу патриаршего стряпчего князя Мещерского окольничий Б.М. Хитрово , распоряжавшийся церемонией, оскорбил, ударив палкой, причем на протест Мещерского, сославшегося на поручение от патриарха, ответил: "не дорожися патриархом!" Никон увидел в этом вызов и настаивал, чтобы царь немедленно дал ему удовлетворение, но в ответ получил лишь обещание рассмотреть дело. Избегая личного объяснения с Никоном, царь после того перестал присутствовать на патриарших службах и однажды через князя Ю. Ромодановского объяснил Никону свое отсутствие гневом на него за то, что тот "царское величество пренебрег и пишется великим государем". Ромодановский при этом добавил, что царь почтил патриарха титулом "как отца и пастыря", а он, Никон, "того не уразумел, и потому впредь писаться великим государем не должен". Для Никона было еще возможно примирение, но теперь оно означало бы с его стороны отказ от главной его цели, и Никон выбрал другое: в тот же день, по окончании богослужения, он заявил народу, что оставляет патриаршество, и уехал в свой Воскресенский монастырь. Впоследствии, объясняя свой поступок, он говорил: "от немилосердия ево царева иду с Москвы вон, и пусть ему, государю, просторнее без меня". В течение года Никон не обнаруживал желания возвратиться и даже дал благословение на избрание нового патриарха. Созванный для обсуждения его дела в 1660 г. собор и постановил избрать нового патриарха, а Никона, как самовольно оставившего кафедру, приговорил лишить архиерейства и священства. Царь, ввиду возражений Епифания Славинецкого , не утвердил соборного приговора, и дело осталось в неопределенном положении. Эта неопределенность, особенно тягостная для Никона при его нетерпеливом порывистом характере, заставили Никона поколебаться в своем решении. Он пробует примириться с царем и, встретив с его стороны твердый отпор, начинает явно безнадежную борьбу. Терпя на каждом шагу поражения, он окончательно утрачивает душевное равновесие. Не раз еще он просил царя "перемениться" к нему "Господа ради", старается вызвать в его памяти подробности былой близости, жалуется на свое тяжелое положение, даже дважды делает попытку добиться личного объяснения; но в минуты гнева, углубляясь в вопрос о соотношении властей и теперь уже категорически отдавая первенство духовной власти перед светской ("священство всюду пречестнейше есть царства"), подвергает резкой критике образ действий царя. "Царь превозносится славой мира сего, принимая в сладость безумные глаголы окружающих: ты Бог земной!"; он "восхитил церковь и достояние ее все в свою область беззаконно", возлюбил церковь, "яко же Давид Уриеву жену Вирсавию и тешится харчем ее со всем домом". В том же тоне Никон отзывается об Уложении и самыми мрачными красками изображает положение народа под управлением царя. Особенно поразило Никона, когда царь передал на суд ненавистных патриарху "мирских властей" его земельную тяжбу с соседом Боборыкиным: в порыве гнева он произнес по этому поводу клятву в такой двусмысленной форме, что ее с одинаковым основанием можно было отнести и к Боборыкину, и к самому царю. Между тем царь, по мысли находившегося тогда в Москве газского митрополита Паисия Лигарида, решает собрать к 1662 г. новый собор, с непременным участием восточных патриархов; но так как ввиду их отказа приехать в Москву пришлось послать к ним новые настойчивые приглашения, то собор был отсрочен до 1666 г. Эта задержка в ходе дела подала московским друзьям Никона надежду уладить миром его распрю с царем. Один из них, боярин Никита Зюзин , письмом уверил Никона, что царь желает примирения с ним и что он не встретит препятствий к возвращению на престол. Ночью, 1 декабря 1664 г. Никон приехал прямо на утреню в Успенский собор. Оказалось, что он был введен в заблуждение: от царя, созвавшего среди ночи совет, пришло требование, чтобы Никон немедленно ехал назад. Возможно, что Никона ободряло в этом последнем его шаге и личное отношение к нему Алексея Михайловича, который не переставал оказывать своему бывшему другу знаки внимания, посылал ему разные подарки, просил благословения и неизменно подчеркивал, что гнева на патриарха не имеет. 2 ноября 1666 г. прибыли в Москву патриархи александрийский Паисий и антиохийский Макарий, и вскоре созван был собор, которому предстояло судить Никона. Главным обвинителем на соборе был сам царь, со слезами на глазах перечислявший разнообразные "вины" бывшего патриарха. Собор признал Никона виновным в произнесении хулы на царя и на всю русскую церковь, в жестокости к подчиненным и в некоторых других проступках. Никон был приговорен к лишению святительского сана и к ссылке в Белозерский Ферапонтов монастырь. Жизнь в Ферапонтовом монастыре сложилась для Никона, особенно в первое время, очень тяжело. Помимо материальных лишений, его удручал крепкий надзор, под которым его держали. К нему не допускали никого из посетителей; даже дорога, проходившая вблизи монастыря, была, по распоряжению из Москвы, отведена, в предупреждение соблазна. С течением времени положение Никона улучшилось. Царь не раз присылал ему значительные подарки, запретил излишние стеснения, предоставил доступ посетителям. Никон приветливо встречает всех приходящих, делится с бедняками своими средствами, оказывает больным медицинскую помощь, и скоро монастырь наполняется толпами богомольцев, привлекаемых именем патриарха. Молва о нем доходит до южной окраины государства, где в это время поднимается разинское движение; сам Разин шлет в Ферапонтов монастырь своих агентов, приглашая Никона прибыть в свой стан. Встревоженное правительство производит следствие и, хотя не находит доказательств виновности Никона, снова усиливает надзор за бывшим патриархом. Отношение самого царя к Никону до конца остается, впрочем, благожелательным. Перед смертью царь послал просить у Никона отпустительную грамоту и в своем завещании просил у него прощения. После смерти Алексея Михайловича наступает в жизни Никона самое тяжелое время. Враждебно относившийся к нему патриарх Иоаким поднимает против него целое дело по разнообразным обвинениям, явившимся результатом ложных доносов. Никон, без суда и следствия, переводится в более тяжелое заключение - в Кирилло-Белозерский монастырь, где он прожил с июня 1676 г. по август 1681 г. Царь Федор Алексеевич , под влиянием тетки своей Татьяны Михайловны и Симеона Полоцкого , решается под конец, несмотря на упорное сопротивление патриарха Иоакима, перевести Никона в Воскресенский монастырь, а вместе с тем ходатайствует перед восточными патриархами о разрешении Никона и о восстановлении его в патриаршем достоинстве. Разрешительная грамота уже не застала Никона в живых: он скончался на пути, в Ярославле, 17 августа 1681 г., и был погребен в Воскресенском монастыре как патриарх.

   -  См. Шушерин (иподиакон Никона), "Известие о рождении, воспитании и житии святого Никона" (М., 1871); архидиакон Аполлос "Начертание жития и деяний Никона" (М., 1852); Гиббенет "Историческое исследование дела П. Никона", 1 - 2 т. (Санкт-Петербург, 1882 - 84); Субботин "Дело патриарха Никона"; Макарий "Патриарх Никон в деле исправления церковных книг"; его же "История русской церкви", т. XII; гр. Гейден "Из истории возникновения раскола при патриархе Никоне"; Каптерев "Патриарх Никон и его противники в деле направления церковных обрядов" (изд. 2-е, Сергиев Посад, 1913); его же "Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович", т. 1 и 2 (1909 - 1912); Николаевский "Жизнь патриарха Никона в ссылке" (Санкт-Петербург, 1886); его же "Патриаршая область и русская епархия в XVII в."; (Санкт-Петербург, 1888); Источники: "Дело о патриархе Никоне" (изд. Археографического Комитета); "Гиббенет" (ук. соч., 2 т.); "Записки отделения русской и славянской археологии Императорского Русско-Археологического Общества" (т. 2); Барсков "Памятники первых лет русского старообрядчества" (Санкт-Петербург, 1912). А. Заозерский.

История России Историки России История Урала История Оренбуржья Курс лекций Планы практических занятий Тесты Художественная литература Советы и рекомендации Учебные вопросы Литературные задачи Биографические задачи Проблемные задания Библиотеки Документы Хронология Исторический календарь  Архив Ссылки Карта проекта Автор Обновления Титульная страница

© Заметки на полях. УМК. 1999 - 2008