Из писем Луначарского к жене

25 октября 1917 г.

...Пишу утром 25. Фактически борьба за власть началась. Можно сказать, что в наступление первым пошел Керенский. Обстоятельства 24-го ты знаешь из газет. Поэтому пишу тебе только то, что касается меня. Я весь день провел в Думе, т.е. сначала на заседании (экстренном) Управы, а потом Думы. Я говорил и там и здесь. Главное — в Думе, где говоришь публично, где совершаешь политический акт. Политически я, конечно, солидаризовался с большевиками. Для меня ясно, что вне перехода власти к Советам нет спасения для России. Правда, есть еще выход — чисто демократическая коалиция, т.е. фронт: Ленин, Мартов — Чернов — Дан — Верховский. Но для этого нужно со всех сторон столько доброй воли и политической мудрости, что это, по-видимому, утопия.
Итак, политически я защищал эту идею, практически советовал городу принять меры для охраны жизни, имущества граждан, для борьбы с хулиганами, с разгромом хлебных и спиртных складов, для организации Красного Креста и т.д. Официальное предложение городского головы напоминает мое, но само поведение с-ров ясно свидетельствовало, что в этот решающий момент они чувствуют себя ближе к кадетам, чем к нам.
Что произошло сегодня ночью, я еще не знаю. Вчера какой-то провокатор убил городского инспектора милиции, призывавшего толпу на Невском расходиться.
   Резолюция Совета Республики как бы открывает слабую надежду на исход компромиссный и более или менее мирный. Ну, поживем — увидим. Ждать не долго. Сегодня — завтра все должно решиться по трем точкам: 1. Либо Временное правительство победит целиком, тогда реакция быть Может медленная, но верная. 2. Либо Петроградский Совет победит целиком. Тогда ряд спасительных революционных мер, но какая тяжесть ответственности, какие чудовищные трудности. Либо 3-я линия: демократическая власть без цензовых элементов. Созыв Учредительного собрания при толковой оппозиции большевиков, может быть при участии их в общедемократическом правительстве, и тут трудности велики, но это — лучший исход...
   Страшные, страшные времена, на кончике острия. Много страданий, волнений, может быть, преждевременной гибелью они грозят нам. Но все-таки счастье жить в эпоху великих событий, когда история не трусит лениво и сонно, а птицей летит по бездорожью.

   27 октября (9 ноября) 1917 г.
    «Дорогая Анюта,
   Ты, конечно, из газет знаешь все подробности переворота. Для меня он был неожиданным. Я, конечно, знал, что борьба за власть Советов будет иметь место, но что власть будет взята накануне съезда — этого, я думаю, никто не знал. Может быть, даже Военно-революционный комитет решил перейти в наступление внезапно, из страха, что, занимая чисто оборонительную позицию, — можно погибнуть и погубить все дело.
   Переворот был сюрпризом и со стороны легкости, с которой он был произведен. Даже враги говорят: «Лихо». Войска дисциплины не нарушают. Хотя в Зимнем дворце был все же разгром и эксцессы (убийств не было), за которые страшно и тяжко нести ответственность. Что же делать. Зато, быть может, это приближает мир. Что может быть хуже продолжения чудовищной "узаконенной" бойни на фронтах.
   Как-никак, а жертв чрезвычайно мало пока. Пока. С ужасом думаю, не будет ли их больше.
   Если ты получила предыдущие письма, — то знаешь, что я всегда рисовал себе отчетливо все подавляющие трудности, с которыми встретится Советская власть. Но они в 1000 раз превзошли все ожидания.
   Да, взять власть оказалось легко, но нести ее! С-ры и меньшевики, даже интернационалисты нас начисто бойкотируют. Дума городская озлоблена против нас. Обыватели, интеллигенция ~ все, все, все, кроме солдат и рабочих, быть может, некоторых крестьян. Северный фронт присоединился к нам. Румынский — резко против. О двух других еще нет сведений. Из Москвы тоже Нет. Из провинций — мало. Пока страшная, пугающая изолированность и бешеная злоба. А трудности? Страшная задача продовольствия! Крах во всем, со всех сторон! Даже, собрав все силы,. Россия, быть может, не вышла бы из этого ужаса, а мы Должны спасти ее одними большевистскими силами. Детка, положение страшно опасно и ответственно. Повторяю — несколько дней до конца. Выходом была бы демократическая коалиция. Я, Зиновьев, Каменев, Рыков за нее. Ленин, Троцкий — против. За нее "Новая Жизнь", меньшевики-интернационалисты, но оборонцы — наши бешеные враги, думаю, что они так же мало способны пойти на компромисс, как наши левые большевики.
   Нюра, Нюра, я уже не прошу судьбу — увидеть вас, но хоть письма-то мои дошли бы до вас!
     Милые, дорогие, далекие!
   Насчет денег, в случае несчастья, обратись к Коле, там ведь все же есть средства, нам принадлежащие. Сам постараюсь послать, как только вообще хоть сколько-нибудь урегулируется положение.
   Мой портрет, бумаги (рукопись Фауста, которая будет жить  у Лещенко.
Нежно целую вас, дорогие мои. Бурно море и небо вокруг. Просвета мало.
   Долг перед социализмом будет выполнен. Поживем - увидим. Я - министр народного просвещения, или, как у нас установлено: народный комиссар. Когда приступлю к делу?
   Когда выяснится возможность хоть какой-нибудь организационной работы. Нежно целую вас, дорогие. Ваш папа».

Вопросы истории КПСС. 1991. № 2. С. 44-46.

История России Историки России История Урала История Оренбуржья Курс лекций Планы практических занятий Тесты Художественная литература Советы и рекомендации Учебные вопросы Литературные задачи Биографические задачи Проблемные задания Библиотеки Документы Хронология Исторический календарь  Архив Ссылки Карта проекта Автор Обновления Титульная страница